Из прошлого...

Я не буду тебя завоевывать. Я не буду за тебя сражаться. Ты – настоящая моя первая взрослая любовь. Я тебя не завоевала, не завоевала твоей любви. И я тебя оставлю.
И правильно сделаю… Свобода воли, любят сейчас трепаться про это. Какая, к черту, свобода воли? Единственно, где я ее проявлю, возьму и плюну на саму себя, не буду завоевывать, не буду, не буду… Все…
Зашла наша с тобой знакомая и спросила про тебя в ходе общего разговора: «Ты с ним живешь?» - «Им живу», - я так ей ответила. Ответила бесконтрольно, но верно. «Им живу» - самой даже понравилось. Хотя, что понравилось? Ведь все.
Ну и что получается? Много радости мне от такой любви?
Не удалось мне высказать, что я хотела. Надо еще, наверно, подумать. Тогда повторю додуманную мысль: ты моя первая взрослая настоящая любовь. Но почти все, что у тебя есть, мне не нужно. Я всегда, наверно, тебя искала и буду искать. Но ты оказался не таким, не тем. Труднее в обращении. И я оказалась неожиданной для себя. Радоваться научилась, но видно не тем радостям. Я тебя люблю, но знаю, это безнадежно. Женщина должна быть полностью уверена, что он твой и никаких неожиданностей у него нет и быть не может. Как же с неожиданностями-то жить? Неужели как я сейчас живу – живу две жизни – твою и мою, две минуты, твою и мою. Где ты? С кем? Что думаешь? Думаешь ли обо мне, а если думаешь, то что? Он должен быть надежен, понимаешь? Ты прочтешь и иронически поправишь: однозначен. А я еще раз тебе скажу – он должен быть надежен без неожиданностей, без неясностей.
И скажу тебе, что нельзя так жить, чтобы каждую секунду мучительно зависеть от своего чувства к другому человеку или от самого этого человека. Нельзя это. Невыносимо. Страшно. Больно. Откликаться я должна на твои душевные переливы, а я не умею, не могу. Я дрожу, что другая откликается, а я тогда что? Получается, что ты более сложная система, чем я. Но зато такие, как я, нужнее, надежнее. Пусть даже статичнее, пусть даже топором срублены, но зато по-своему надежны.
Живу я, иду на работу, домой, а потом опять возвращаюсь к тебе. Вкус горького миндаля – вкус твоих губ меня отравил. Бацилла, которая принесла мне эту тяжелую болезнь – любовь к тебе, - бацилла чужого для меня склада. Я это ясно сейчас понимаю. А для тебя мой склад и мой стиль – «моя бацилла» - может быть всего лишь частный случай человека, или, как ты говоришь, случай «частичного человека».
И тебе бы надлежало быть таким в моих глазах. А не такой ты. А какой? Миллион в тебе, целая радуга.
Беда только, что смотрю на себя часто твоими глазами и вижу: не потяну я жизнь по программе, которая тебе подходит. Получается, очень много мне придется тратить сил на тебя, на свою любовь, на то, чтобы так или иначе тебе соответствовать. Понимаешь? Вот как. А я свободна и ничем не связана, отдаю все, что могу, не требую большего, чем мне полагается.
Фильм и то смотрю твоими глазами. Надо это прекратить.
Сегодня я пишу особенный бред. Ну и пусть! Что же следует для меня из всех этих размышлений? Доминирует сейчас в моей жизни любовь к тебе, и доминируешь конкретно ты. Два медведя в одной берлоге ужиться не могут: я и моя любовь к тебе. Уж очень они мешают друг другу. Да, наверное, и ты не будешь счастлив, пока я так мечусь и так люблю. Каждый день я, как на канате…
Когда-то должен вступить в силу инстинкт самосохранения. Вот он и вступил. И в конце концов не бегство это. Понял? Я, кажется, и сама не поняла. И потому какая-то опасность, я чувствую, меня подстерегает. Как это можно, тебе только отдают, отдают и не спрашивают ничего взамен. Ведь ты ничего от меня не хочешь? Не хочешь… Нет, уж лучше я – тебе, ты – мне. Это честнее. Из-за тебя и испытала огромную любовь и огромное для меня страдание. И нечего это во мне вызывать. Не вызовешь. Все.
P.S. Письмо я запечатала, а ночью ты мне приснился. Смотришь на меня с улыбкой. Улыбаешься и говоришь: «Посмотрим». Но наяву ты так никогда не скажешь…